Dragon Age II. Разбитое зеркало

Серый Страж в бессрочном отпуске, и на вахту заступает Хоук.

— И это всё, что ты можешь мне предложить?!

— Сэра Хоук!..

— Ты не видишь красоты рисунка? Сложности узора? Или твои глаза не узнают работу подлинного мастера?!

— Но, сэра Хоук…

— При мне человек был убит ради вещи куда менее ценной, чем даже один из них!

— Сэра Хоук, — чуть не рыдая взмолился съёжившийся за прилавком торговец, над которым, вращая глазами, нависал выходец из Лотеринга, — сейчас нет спроса! Если бы… Если бы вы могли добавить что-нибудь более ходовое…

Ферелденец выпрямился, опёршись ладонями о прилавок и не сводя с хозяина лавки тяжёлого взгляда.

— Варрик! — коротко бросил он.

Из-под груды траченных молью ковров послышалось неразборчивое хмыканье, быстро перешедшее в кашель. Из зазора между двумя ткаческими изделиями вылетели несколько вороньих перьев и, кружась в воздухе, осели на пол. Вслед за ними из того же зазора показалась короткая мускулистая рука, увенчанная мощным гномьим кулаком. Разжавшись, кулак явил миру несколько кораллов и осколок какого-то полудрагоценного камня.

Торговец открыл было рот, но, наткнувшись на прямой взгляд клиента, сглотнул и поспешно закивал. Кошелёк с монетами — довольно тощий, впрочем — перекочевал из рук в руки.

— Благодарю тебя, добрый человек, — неожиданно любезно и без всякого намёка на прежнее раздражение промолвил Хоук, присовокупив к словам вежливый полукпоклон. — Пусть твои дороги будут добры к тебе, и всякий день приносит по воле Создателя новые блага.

Варрик, не без труда выбравшийся из-под только что сбытого товара, мрачно взглянул на спутника, и тот, покончив с прощаниями, поспешил наружу.

Хоук не знал, что было не так с его коммуникативными навыками. Видит Создатель, практически во всяком разговоре — даже если тот начинался как попытка просто, содержательно и без эмоций пообщаться — он с первых же слов сбивался на какие-то гуманистические тирады, способные своей патетикой заткнуть за пояс церковную проповедь, либо начинал хамить собеседнику, орать на него и угрожать физической расправой. Порой, впрочем, он чувствовал в себе способность отпустить солёную шуточку, но тягаться на этом поприще с Варриком было совершенно бесперспективно, так что репутации весельчака ферелденец не приобрёл. Втайне Хоук отчаянно завидовал Аришоку — рогатому детине, не в пример ему, всегда удавалось говорить спокойно и доносить свои мысли без лишней экспрессии.

— Нет, серьёзно, — заявил гном, отряхивая рукава свей кожаной куртки. — Ты добыл сокровища, веками пролежавшие под землёй, купил себе роскошный особняк в Верхнем городе, ворочаешь деньгами, которых большинство в жизни не видало — какого чёрта мы продолжаем таскать на продажу рваные шарфы и птичьи перья? Перья, тьфу! — поперхнулся он, сплёвывая на мостовую комок чёрного птичьего пуха.

— Я… не знаю, — пожал плечами искренне озадаченный Хоук. — Мне просто кажется неправильным столько времени копаться в куче щебня и не взять оттуда совсем ничего.

Варрик осуждающе воззрился на спутника снизу вверх, покачал головой и, махнув рукой, направился в сторону «Висельника». Хоук, посмотрев ему вслед, развёл руками и двинулся к собственному дому.

* * *

Хоук окинул взглядом снятые доспехи на стойке в углу и покрутил шеей, приноравливаясь к жестковатому воротнику свежевыстиранной рубашки. Переодевания порядком утомляли, но весь до последней минуты опыт жизни в Киркуолле убеждал уроженца Лотеринга, что в этом городе нельзя выйти на улицу без доспехов даже для того, чтоб покрасить дверь собственного дома. Неудобств защитного гардероба это, впрочем, не отменяло, так что покидать его, придя домой, было только приятно. Ферелденец лениво потянулся, ступил ногами в мягкие домашние туфли и, выйдя из комнаты, направился вверх по лестнице, глядя себе под ноги.

— Хоук! Хвала Творцам, ты здесь!

Он вскинул голову. Мерриль! Вот уж действительно сюрприз. Трудно было назвать совпадением то, что именно сейчас он о ней думал — последние недели мысли о хрупкой эльфийке, с которой (Хоук отдавал себе в этом отчёт) его связывало уже что-то большее, чем дружба, всё время не шли из головы. Но ему казалось, что в ближайшие дни она и шагу ни ступит от своего драгоценного колдовского зеркала, на починку которого ушло столько времени и усилий.

— Я думала, ты пошёл в «Висельник», и тоже пошла туда, — затараторила эльфийка, — но потом решила, что ты мог бы зайти к своему дяде, и я… И я мелю ерунду, да?

— Не то что бы я возражал, — улыбнулся, опомнившись от первоначальной неожиданности Хоук. — Волнение тебе идёт.

Это было правдой. Эльфийская чародейка, и без того очень хорошенькая, становилась ещё красивее, когда волновалась или смущалась — а поскольку хотя бы одно из этого она испытывала практически постоянно, никто не мог бы обвинить её в непривлекательности. Вот и сейчас её тонкие правильные губы чуть приоткрылись, дополняя растерянный взгляд зелёных глаз, на щеках заплясал румянец, а уши словно сделались ещё острей. Преодолеть смущение ей, однако же удалось.

— После того, как ты ушёл, — начала она, — я никак не могла перестать думать про Пола… И про зеркало… И про всё, что случилось! И я думала, может… я совершила ошибку?

— Ты тоскуешь по дому, — мягко отозвался Хоук. — Не надо из-за этого отказываться от своего выбора.

— Если бы я не оставила свой народ, — Мерриль подняла глаза, — я никогда не встретила бы тебя. Будь ты долийцем, у нас уже было бы собственное королевство.

Уголки её рта тронула слабая улыбка.

— И мы воевали бы с половиной Тедаса, так что, наверное, всё сложилось к лучшему.

— Ты переоцениваешь меня, — отозвался ферелденец. — Едва ли я смог бы объединить эльфов или вернуть ваш золотой век.

— Будь ты эльфом, птицы бросались бы с деревьев тебе под ноги только чтобы спеть для тебя! — звонко рассмеялась Мерриль.

Но тут же, словно с дуновением сквозняка, весёлая улыбка слетела с её лица, оставив на нём более привычное выражение растерянности и тревоги.

— Хранительница… Весь мой клан… Они будут против, если… — Грустный смешок сорвался с её губ. — Едва ли они сумеют возненавидеть меня ещё сильнее.

— Их неодобрение не стоит ничего, когда речь идёт о тебе, — тихо, но внятно произнёс Хоук.

Их глаза встретились.

Ему вспомнилась одна из их первых прогулок, когда он, поздним вечером, провожал Мерриль, едва переселившуюся в Киркуолл домой — презентованный Варриком моток верёвки показался ему неидеальным выходом. Таки да, этот рассказ написан специально для Sefan.Ru, и в него необязательно вставлять грамматически варварские метки а-ля «рассказы эротика», рвущие предложения посередине. Они непринуждённо болтали, когда со второго этажа (в тот миг ферелденец готов был поклясться, что негодяй появился из ниоткуда, но позднее списал это на обман зрения) на мостовую перед ними спрыгнул какой-то тип с двумя длинными кинжалами в руках. Прежде, чем Хоук успел как-то отреагировать, Мерриль отчаянно взвизгнула и, размахнувшись двумя руками, огрела нападающего посохом.

Результат превзошёл все ожидания. Фонтаном брызнула кровь, разом выплеснувшаяся из всех жил и залившая парочку с ног до головы. Оторванные по локоть руки разлетелись в стороны, голени, отделённые от коленей, задёргались, словно пытаясь убежать от напасти, настигнувшей их недавно живого владельца, вразноброс упали наземь бесформенные куски плоти, когда-то бывшие туловищем, и, мгновением позже, с глухим стуком ударилась о мостовую голова с выражением муки на лице.

Мерриль тихо-тихо выдохнула, не сводя расширенных зрачков с расчленённого тела, а секундой позже прижала ладони к окровавленному лицу и разразилась рыданиями.

— Я… не хотела! — сумел расслышать её спутник сквозь беспрестанные всхлипывания. — Я просто хотела… его отогнать!… Я не думала, что так получится!!!

Хоук сделал шаг ей навстречу и отнял руки эльфийки от заплаканного лица.

— Мерриль, — тихо, но внятно произнёс он. — Это не ты.

Колдунья потерянно воззрилась на него снизу вверх. Создатель, он и не знал, насколько огромными могут быть эти зелёные глаза!

Хоук не помнил, какую околесицу он нёс, рассказывая про тевинтерских чародеев, своими заклинаниями заставляющих людей взрываться в минуту смерти, и убеждая спутницу, что нападавший несомненно, точно-точно, без дураков был именно таким образом проклят. Ему не запомнилось, как внимательно и тихо эльфийка слушала, всё реже шмыгая носом. Только одно врезалось в его память — именно в тот раз Мерриль впервые смотрела на него этими громадными, широко распахнутыми глазами, в которых, вместе со слезами, плескались вперемешку испуг, надежда и отчаянное желание верить. Глазами, в которых, словно в том разбитом эльфийском зеркале, отражался он. Глазами, которые (за вычетом, хвала Создателю, слёз) смотрели на него сейчас.

— Мерриль, — предельно успокаивающим голосом молвил он, — всё хорошо.

Какое-то абсолютно крохотное мгновение они просто стояли, глядя друг другу в глаза. Затем эльфийка, сдавленно пискнув, кинулась вперёд, обвила шею Хоука руками, и в тот же миг он почувствовал на своих устах мягкие, горячие губы. Ферелденец машинально обнял тонкий девичий стан в ответ, хотя разум, ошеломлённый внезапностью натиска, ещё не понял, как ему реагировать. Оказавшись в объятиях, Мерриль прильнула к нему ещё сильней, и тогда Хоук наконец разобрал, как безумно колотится её сердце.

Он смог понять всё, что было в этом стуке. Мгновенная решимость, с которой бросаются с головой в глубокий омут. Беззаветная преданность, предлагающая себя всю, немедленно и без остатка. Напряжённое, мучительное и в то же время какое-то детское восхищение моментом самого сильного в жизни чувства. И за всем этим — оттеснённый вглубь, но готовый вот-вот сковать подавляющим ужасом — страх быть отвергнутой.

Тонкое кольцо рук вокруг его шеи начало слабеть, поцелуй — замирать на его губах. Трепещущее худенькое тело готово было отстраниться, когда обхватившие его сильные руки нежно, но крепко прижали девушку к широкой груди, а мужские губы уверенно и горячо ответили девичьим.

Мерриль, зажмурившаяся ещё в тот момент, когда она бросилась Хоуку на шею, распахнула глаза. Взор, встретивший её взгляд, был мягким, спокойным и бесконечно родным. Оторвавшись, наконец, от уст любимого, эльфийка улыбнулась, едва подавив желание рассмеяться, крепко сжала его мозолистые пальцы своей узкой ладошкой и, отстранившись от ферелденца, повлекла его за собой.

Возможно, поместье Хоуков было куда дружелюбнее для ориентирующихся, чем запутанные улочки Киркуолла; а может, Мерриль, не в пример своим первым дням в городе, уже научилась легко находить нужный путь. Так или иначе, обошлось без блужданий — первая же распахнутая ею дверь действительно вела в спальню. Хоук так и не понял, как ей удалось настолько уверенно перемещаться спиной вперёд (ведь повернуться значило бы перестать покрывать его лицо торопливыми неразборчивыми поцелуями!) и особенно — не опрокинуться, наткнувшись на стоящую сзади кровать, а легко на неё опуститься и откинуться назад. Возможно, помогла эльфийская грация. Женские руки, сжимающие его ладони и притягивающие к себе, никуда не делись, но и без их вмешательства Хоук не замедлил бы опуститься на ложе вслед за возлюбленной и, откинув растрёпанные чёрные волосы, прислониться своим лбом ко лбу Мерриль за секунду до того, как их губы снова встретились.

Одними только поцелуями, впрочем, двое не ограничивались. Руки, то переплетаясь, то расходясь, пылко исследовали оказавшиеся в их распоряжении тела. В своих блужданиях они всё чаще наталкивались на какие-то досадные куски ткани, сильнее и сильнее мешающие вплотную приблизиться друг к другу. Окончательно эта мысль оформилась у Хоука и Мерриль одновременно. Он перевернулся на спину, дёргая пальцами завязки на рубашке и извиваясь, словно одновременно пытаясь распустить шнуровку на груди и выскользнуть из одежды так. Она провела ладонью по его бедру, поднялась с кровати, расстегнула поясной ремень, стянула чулки, а затем потянулась руками к застёжкам своего одеяния.

Шорох упавшей на пол ткани заставил Хоука отвлечься от почти выигранной схватки с собственной одеждой — да так и застыть с руками всё ещё в рукавах стянутой через голову рубашки. Конечно, он знал, что фигура Мерриль даст фору многим признанным красавицам Киркуолла — в окружении местных эталонов привлекательности, совершенно одинаковым образом отклянчивающих задницу и выпячивающих грудь, она смотрелась как лебедь среди кур — но до сих пор он не мог оценить её сложения в полной мере. И, видит Создатель, ожидание того стоило! Крупная для её точёной фигурки, но вообще небольшая грудь, плоский живот, осиная талия и стройные бёдра, переходящие в изящные голени, увенчанные маленькими, нежными ступнями — эльфийку можно было бы принять за статую, исполненную по всем канонам. Да, ферелденец и впрямь мог бы увидеть в ней изваяние, если бы не весь водоворот чувств в зелёных глазах, изобразить который не смог бы резец даже искуснейшего скульптора.

Мерриль шагнула вперёд, разрушив наваждение, и немедля зашевелился сам Хоук. Пока она делала несколько шагов, разделяющих её и богатое ложе, он, призвав на помощь всю возможную скорость, избавлялся от последних предметов гардероба, и, стоило девичьим ступням поравняться с дубовыми столбиками кровати, отшвырнул, наконец, штаны в сторону, вскочил, подхватил девушку на руки и, закружив её по комнате, опрокинул на спину на всё ту же постель. Мерриль прогнулась в спине, призывно развела колени, и её любимый, не заставив себя ждать, опустился на ложе вслед за эльфийкой, опёрся на локти и одним движением быстро вошёл в неё.

Девушка негромко вскрикнула и дёрнулась, зажмурив глаза. Хоук замер как вкопанный. Проклятый идиот, он ведь даже не подумал, что это её первый раз! Потянулся рукой к её щеке — приласкать, успокоить; открыл было рот — извиниться, объяснить; но и то, и другое оборвалось на середине. Нужные слова не шли на язык (он мог, конечно, ввернуть что-нибудь из привычного, но если что-то и было способно ухудшить ситуацию, так это очередная гуманистическая тирада). В итоге незадачливый любовник так и застыл над девушкой — с телом в скованной позе и разумом в полном смятении.

Мерриль открыла глаза. В них не было боли или испуга — только чистая, глубокая радость. Она улыбнулась, видя растерянность Хоука (того с головой захлестнула волна облегчения), провела ладонями по его лицу, а затем направила руки ниже, пока, наконец, не остановила их на его ягодицах. Других объяснений не требовалось.

Хоук начал двигаться — поначалу медленно, но потом, следуя темпу, который задавали девичьи ладони, всё быстрей и быстрей. Внутри было жарко, влажно (Мерриль явно возбудилась не на шутку — может, потому всё и прошло почти без боли) и очень, очень тесно. Юное лоно плотно охватывало его напряжённое естество, и настолько острых и свежих ощущений ферелденец не мог припомнить за всю свою небезгрешную жизнь. Эльфийка обхватила его ногами, положив голени на внутреннюю сторону коленных суставов. Хоук беспорядочно целовал её лицо, шею, грудь (последней, впрочем, доставалось меньше внимания — округлые полушария то и дело прижимались к его груди, и дотянуться до них губами бывало непросто). Его правая рука, оставив левой роль опорной, поглаживала упругое бедро и периодически сжимала ближайшую ягодицу, а тонкие постанывания Мерриль, звучавшие в унисон с его участившимся тяжёлым дыханием, давали понять, что ласки не проходят безрезультатно.

Может быть, именно для того, чтобы облегчить широкой и сильной ладони доступ к своей аппетитной попке, эльфийка согнула левую ногу, подтянув колено к груди. Хоук, однако же, воспользовался этим иным образом — резким движением он перевернул девушку набок, оказавшись у неё за спиной, и тут же ворвался в неё глубже, чем за всё прошедшее время.

У Мерриль перехватило дыхание. Острые девичьи лопатки вдавились во вспотевшую мужскую грудь. Хоук, между тем — то ли стремясь сильнее прижать к себе возлюбленную, то ли желая распространить ласки на те области, которых они ещё толком не коснулись, приобнял её обеими руками, и ладони не замедлили найти небольшие, крепкие груди. Задержанное дыхание протяжным прерывистым вздохом вырвалось из лёгких Мерриль, когда настойчивые пальцы, потянули, слегка сдавив, её напряжённые соски, в то время как ладони не прекращали массировать податливую плоть. Эльфийка повернула голову, ища своими губами губы Хоука, и двое слились в очередном поцелуе.

Никто из них и не думал замерять время, но оба знали наверняка: это длилось немало. Раз за разом ферелденец всаживал напряжённую плоть между крепко сжатых женских бёдер, девушка прижималась к нему спиной, запрокидывая голову и, обхватывая тонкой рукой шею любимого, привлекала его ближе к себе, мозолистые ладони сжимали и ненадолго отпускали нежную грудь, чтобы тут же вернуться к ней, мимолётно пробежав по животу и талии. С какого-то момента стоны и выдохи Мерриль начали становились чаще и выше тоном. Сам Хоук тоже чувствовал, что ему осталось недолго, но он не собирался упускать ещё один способ обострить ощущения как для себя, так и для двигающей попкой ему навстречу эльфийки.

Резким движением он снова перевернул девушку — на этот раз на живот. Придавив её бёдра своими, несильно, но настойчиво одной рукой потянул за короткие чёрные волосы, заставив выгнуться дугой, в то время как вторая ладонь не только не оставляла ласки, но и удвоила своё усердие. После короткой заминки, вызванной сменой позы, такое же усиление последовало и в иных движениях — Хоук, с максимальной скоростью, едва ли свирепо врывался на всю глубину между девичьих бёдер, словно пришпиливая худенькую фигуру к кровати. Кровь кузнечным молотом стучала в висках, а за собственным хриплым до рыка дыханием его ушей не достигали никакие звуки, доносившиеся от эльфийки. Впрочем, даже и при возможности их разобрать он услышал бы только частые-частые вздохи и перемежающие их стоны, срывающиеся на писк. Это не могло длиться долго, но подобного никто и не хотел — двое стремились довести дело до конца теперь же и вместе.

Мерриль напряглась, как струна — её голени подогнулись к ягодицам Хоука, ладони, крепко сжатые в кулачки, вцепились в простыни, глаза настолько же крепко зажмурились. Мгновением позже острые ноготки заскребли кровать, ноги стали конвульсивно сгибаться и разгибаться, а зелёные глаза широко распахнулись, мало что видя расширенными зрачками. Хоук рыкнул в последний раз, мощно двинул бёдрами, и горячее семя выплеснулось в лоно эльфийки, после чего он, почти обессиленный, упал рядом с ней.

— Что это было?… — спросила, спустя несколько молчаливых минут, на протяжении которых они приходили в себя, Мерриль. В её голосе звучало тихое счастье.

— Объяснить трудновато, — проронил Хоук, ласково потёршись носом о её щёку, — но, пожалуй, я мог бы показать это ещё раз…

Эльфийка улыбнулась. В эти улыбающиеся губы он и поцеловал её мгновение спустя.

«А дураки говорят, что разбитые зеркала приносят несчастье», — успел подумать он, прежде чем стройное тело снова прильнуло к нему, и ночь сомкнулась над ними.