Стержень

Боже, как я хочу ебаться. Я вижу большой крепкий член, иногда чёрный, иногда белый, он трётся о мою щеку, мне исключительно наплевать, как зовут его обладателя. Я кончаю и готова разреветься из-за того, что мне это лишь снится.

Я хочу ебаться всегда и везде: утром, днём, ночью, дома и на работе, в транспорте и во время пробежки в парке, когда беру интервью у очередного дебила и когда монтирую ролик для «ящика». В нашей телекомпании я считаюсь самой работоспособной сотрудницей и всё потому, что я всё время хочу ебаться и подавляю желание иступлённой работой.

Это началось у меня ещё при муже. Он отвернётся к стенке и спит, а я лежу с закрытыми глазами и представляю, как трахаюсь с его друзьями. Особенно мне нравилась такая сцена: один хуй во мне, другой — в моей жопе, третий я сосу. У мужа было много друзей, я всех их переебла в своих фантазиях. Однажды большой компанией мы смотрели футбол в пивном баре. Я невзначай положила ладонь на пах Павлику, шкoльному другу моего мужа. Этот дурачок оторопело отодвинулся от меня.

За пять лет брака я изменила мужу всего один раз, в день свадьбы. Мне было интересно проверить, смоет ли сперма губную помаду. Все уже были пьяные, Верка Сердючка орала свою пошлятину на весь ресторан, я встала в охотничью позу у туалета, схватила проходившего официанта за руку, грохот падающего подноса растаял в музыкальных воплях, он кончил мне в рот, я посмотрела в зеркало, помада оказалась стойкой.

Официально с мужем мы не разведены. Он остался в Кишиневе, я переехала в Москву. Год назад в наше молдавское бюро телекомпании приехал с инспекцией большой начальник, представитель основного акционера. Под вечер меня вызвали в кабинет главного.

Большой начальник сидел в кресле, положив ноги на стол, и курил сигару.

— Звать? — спросил он.

— Алла Фридман, по мужу Глебова.

— Сколько лет?

— Двадцать семь.

— Отлично, — сказал большой начальник. — Лезь под стол.

«Ну, и жеребец! — подумала я, проглотив сперму в два приёма. — Ведро в меня вылил!»

Я вылезла из-под стола и облизала ему ботинки.

— Да ты просто находка, — сказал большой начальник. — Минетчица от бога, такому не научить. Нехуй в дерижопле торчать, поедешь со мной в Москву.

К сожаленью, после переезда в Москву Константин Петрович выебал меня всего один раз, в честь поступления на работу в головную компанию. Да его в Москве почти и не бывает, колесит по стране, собирает молодые таланты. Нас тут много таких — самобытных, недоёбанных и остервенело работающих.

Отдыхаю я только тогда, когда удаётся затащить мужчину в койку. Обычно я это делаю в сквере около стадиона «Динамо», на Масловке телекомпания снимает для меня квартиру. Иногда я прикалываюсь.

Он сидел на скамейке, по возрасту студент, пьяненький и веселый. Я присела рядом и стала делать вид, что отправляю смс.

— Здрасьте, девушка! — сказал он.

— Здр, — процедила сквозь зубы я.

— А вы здесь живёте?

— Здс.

— А вас как зовут?

— Ал.

— А меня Серега.

Серега задумался и сообщил:

— Погода сегодня хорошая.

— Хрш, — снова процедила я.

— Девушка, а что вы так странно разговариваете? — удивился Серега.

Я просияла белоснежной улыбкой:

— Трахаться так хочется, аж зубы сводит.

Утром он сказал:

— Хочешь, вечером приеду с приятелем. Устроим ля мур де труа.

— Хочу, — сказала я.

Не приехал. Жаль, мне понравилось, как он драл меня в задницу.

С бабами я не дружу. Нет, с одной дружу. Зовут Женя, девятнадцатилетняя полуцелка, два года ебётся, а никак кончить не может. Взгляд у неё волчий, как у всех остальных, но не такой пренебрежительный, если она и считает меня кишиневской подстилкой, то не видит в этом ничего зазорного.

Женя работает в нашей компании ассистентом выпускающего редактора. По субботам обычно мы выпиваем и отправляемся на поиск мужиков. Трахаемся у неё, у Женьки двухкомнатная квартира, бабушкино наследство. Групповух не бывает, хотя. Как-то Женькин кавалер ужрался и заснул, пока она принимала душ. Женька приползла в соседнюю комнату, где я скакала на хуе студента мексиканца и заныла, что тоже хочет. Черножопый смилостивился и трахнул её в задницу. Женька опять не смогла кончить.

С Женькой мы разругались в пух и прах в июне. Поверьте, было из-за чего. На практику пришёл третьекурсник из МИМО Генри Аракелян. Удивительно, какие порой чудеса творит природа. Папу Аракеляна мы встречали в телецентре часто — толстый, мерзкий армянин, вице-президент банка, который финансирует нашу телекомпанию. Зато сын — писаный красавец, тонкие черты лица, ничего кавказского в помине, и начитан, и элегантен в движениях и мыслях. В первый же вечер я отсосала ему в туалете телецентра, а потом всю ночь витала на облаках блаженства, хуй у парня полностью соответствовал сказочной внешности.

А через два дня, перед обедом, я случайно увидела, как Генри ведёт в тот же туалет Женю.

— Убью, сука, — сказала я за обедом. — Поднос на уши натяну, если от Генри не отвянешь.

— Сама мандавошка, — прошептала Женя. — Я с ним пять раз за ночь кончила. Пошла на хуй, дура.

Если бы не люди в столовой, мы бы подрались.

Все лето Генри пялил нас попеременно, встречаясь на работе, мы обменивались с Женькой злобными взглядами, но высказать любимому ультиматум не решились ни я, ни она. А осенью Генри уехал в Нью-Йорк, папа Аракелян оплатил его обучение в местном университете. Стало пусто и тоскливо.

Примирение предложила я, я всё же старше и замужем побывала. В субботу мы снова выпивали у Женьки дома, но настроение не поднималось. «Я после него попробовала, — грустно сказала Женька. — Опять кончить не могу».

«У меня тоже всё не так, — созналась я. — С оргазмом, правда, всё в порядке, но ощущения какие-то пресные, а как ебарь рот раскроет, совсем кисло становится».

В общем, мы напились и искать мужиков не поехали.

Через несколько дней, возвращаясь с работы, я заглянула по привычке в почтовый ящик в подъезде и достала оттуда извещение о бандероли. «Любопытно, — подумала я. — Никогда в жизни не получала бандеролей».

Я взглянула на часы, почта ещё должна работать.

— От кого посылка? — поинтересовалась я у хмурой почтальонши.

— Почерк неразборчивый, — ответила она. — Посмотрите сами, может, узнаете.

Я внимательно изучила сопроводительный лист, разобраться в этих каракулях было решительно невозможно.

Дома я развернула бандероль, внутри красивой шкатулки лежал фиолетово-чёрный фаллоимитатор с электромоторчиком и матовой розовой головкой. Рядом крем-смазка для анального отверстия.

«Что за глупость! — вслух сказала я. — Какая дурацкая шутка!»

Я поставила неожиданный подарок на письменный стол и отправилась под душ.

После душа я походила вокруг фаллоимитатора кругами, а потом всё-таки переставила его на ковер, сбросила халатик и села сверху. «Надо же проверить, как работает», — успокоила я себя и нажала кнопку «пуск».

В тот же миг воспоминания о нежных объятиях Генри нахлынули на меня, я томно застонала и понеслась вскачь по долине вожделения. Я кончила три раза и пересела на головку жопой. «Как чудесно!» — подумала я. — Вот это аппаратик».

Я выключила электромотор, воспоминания о Генри не ушли, но заметно ослабли, давая время собраться с силами. «Как хорошо! — снова подумала я. — Буду прыгать на нем, пока не упаду».

В шесть утра я позвонила Женьке.

— Алка, ты опупела! — сказала она. — Мне ещё час можно спать.

— На хуй работу! — крикнула я. — Сейчас приеду.

— Ты, правда, на нём всю ночь скакала? — недоверчиво спросила Женька.

— Правда, — гордо сказала я.

— Как-то я сомневаюсь во всей этой технике, — сказала Женька. — Еще порвёт.

— Не порвёт, — сказала я. — Хочешь кончить, залезай. А называть мы его, знаешь, как будем?

— Как? — спросила Женька.

— Называть мы его будем Генри.

Женька залезла на Генри, я включила электромоторчик, Женька задрожала от счастья и через пару минут заорала голосом восхищенной тигрицы: «Кончаю!!!»

Мы передаем Генри как олимпийский огонь, неделю он хранится у меня дома, неделю у Женьки. По субботам мы теперь не пьем, ставим Генри на красивый коврик, облизываем его и прыгаем попеременно, пока есть силы. Потом, усталые и счастливые, кладем его между собой в постель и видим сладкие, девичьи сны.

Мужиков мы теперь не ищем. Зачем нам мужики? У нас есть Генри — великий и безмолвный, мы его любим ещё больше, чем прежде. Ведь что такое мужик? Мужик, по большому счёту, это просто говорящий хуй. А говорящий хуй это вам совсем не цимес…